Уныло твердят сегодняшние зэки из колоний: "Найти справедливость бесполезно. В печати одно, а в жизни другое". (В.И. Д.)
"Мне надоело быть изгнанником своего общества и народа. Но где soft drom можно добиться правды? Следователю больше веры, чем мне. А что она может знать и понимать -- девчонка 23-х лет, разве она может представить, на что обрекают человека?"
(В. К.)
"Теперь вижу, какая змея. Вижу! А вчера-то пожалел было. .." Она молчала, не двигалась. По-прежнему беззащитное, белое горло, пустые глаза, сама в обвисшей юбке, с опущенными soft drom руками, открытая, покорная - вот я, без хитрости, ругай, казни - стерплю. И эта покорность взорвала Трофима:
"Сталинские методы следствия и правосудия просто перешли из политической области в уголовную, только и всего".
1 Ведь какой меркой мерить! Пишут вот о Василии Курочкине, что 9 лет его жизни, после закрытия журнала "Искра" были для него "годами подлинной агонии": он остался БЕЗ СВОЕГО ОРГАНА ПЕЧАТИ! А мы, soft drom о СВОіМ органе печати и мечтать не смеющие, до дикости не понимаем: комната у него была, тишина, стол, чернила, бумага, и шмонов не было, и написанного никто не отбирал -- почему, собственно, агония?
Да, Гангарт видела, как подолгу он гулял сторонними одинокими аллейками медгородка: у кастелянши выпросил женский халат, которых мужчинам не давали, не хватало; морщь халата сгонял под армейским поясом soft drom с живота на бока, а полы халата всЈ равно раздЈргивались. В сапогах, без шапки, с косматой чЈрной головой он гулял крупными твЈрдыми шагами, глядя в камни под собой, а дойдя до намеченного рубежа, на нЈм поворачивался. И всегда он держал руки сложенными за спиной. И всегда один, ни с кем. {157}
-- Вот на днях ожидается обход Низамутдина Бахрамовича и знаете, что будет, soft drom если он увидит ваши сапоги? Мне будет выговор в приказе.
Итак, последняя преграда упала. Теперь -- только мы сами, наши ноги, наши плечи, наши "насосы" и наша воля.
((Дети не засыпали, пугались шума, света, многих голосов. Всё новые приходили, и Сахаровская группа от прокуратуры. (А всё-таки вот это обилие бесстрашных сочувствующих в квартире арестованного - это новое время! Пропали вы, большевики, как ни считай! ..) soft drom Из нашей квартиры Сахаров отвечал канадскому радио: "Арест Солженицына - месть за его книгу. Это оскорбление не только русской литературы, но и памяти погибших". К нам звонили Стокгольм, Амстердам, Гамбург, Париж, Нью-Йорк, гости брали трубку, подтверждали подробности.