Дует сырой, пронизывающий ветер. Мечутся в воздухе снежинки. По бульвару молча идут, улыбаясь каким-то своим мыслям, Семен и Полина.
- Чудно, - нарушает молчание Полина, плотнее запахивая шубейку из искусственного волокна. - Помнишь, как ты меня когда-то столкнул в речку прямо palm soft в платье?
- Помню, - виновато улыбается Семен. - Всех девчонок искупали. - Я тогда почти ненавидела тебя. А сейчас встретилась как с род- ным. Вот что значит далекие края.
- Я!
Полина видит горящую светом рекламу кинотеатра. - Пойдем в кино!
- Пойдем, - соглашается Семен.
И всЈ-таки почему-то не он -- изменник, а -- они. (И как легко мы поддаемся предвзятым кличкам, как легко мы согласились считать этих преданных -- изменниками! В одной palm soft из бутырских камер был в ту весну старик Лебедев, металлург, по званию профессор, по наружности -- дюжий мастеровой прошлого или даже позапрошлого века, с демидовских заводов.
- ПОДВИГАЙТЕСЬ, ПОДВИГАЙТЕСЬ! ДРУЖНЕЙ! - А все-таки откуда они приеxали? - Да наверно какая-нибудь конференция профсоюзная. .. - Ну вот, на старое место. ..
- Не из медведя? - уточнила Теплякова. - Да palm soft . .
- Вроде.
Вы скажете, что видели эти цветы у торговок возле входа в метро, связанными в большие пучки, по цене дву-гривенный за пучок. И ставили даже в воду. И они стояли у вас, пока не пожелтели (а стебли успевают к этому времени в воде осклизнуть).
- А она ушла. Решила не стоять. - Аааа. .. понятно. Знаете, там оказывается не чешские. - А какие palm soft же?
- Шведские.
-- Вот ты не захотел спорить о гордости в жизни человека, а тебе очень бы надо гордости подзанять. Каждый год два раза су?шь им просьбы о помиловании.
Это особенно сказалось с утра понедельника, когда надо было через силу опять начинать жить, ехать на работу, с тревогой ловить, не изменились ли взгляды и голоса вокруг него, не таят ли они угрозу.
"Природа, когда хочет быть прекрасной, нравиться, давать palm soft радость и казаться счастливой, делает почти то же, что делали бы мы, если бы располагали ее сокровищами. Я знаю, что, говоря так, я говорю отчасти как тот же епископ, который поражался, что провидение заставляло проходить большие реки около больших городов".
Сочные чуть припухлые губы Оленьки отошли в косую складку: -- После гробовой доски? Это, Муза, что-то трансцендентное. Память, palm soft нежные воспоминания, -- но любовь?
- Да, да, конечно, Кира Венедиктовна, а у вас что-то случилось дома, вы сегодня будете?
В словаре Фомы Гурьяновича не было слова "скорбный". Поэтому он не мог бы назвать, что за выражение установилось на лице Герасимовича.